Думал, думал и решил начать свой неказистый дневник.
Жизнь такая штука. Всё время что-то происходит. Когда попал в аварию за границей, меня в приёмном покое женщина-доктор всё время спрашивала: «Ват хаппенд? Ват хаппенд?» и я недостаточно зная английский, но страстно желая ей помочь, каждый раз отвечал , разнообразя ответы по мере её реакций: «Да! Слава Богу хэппи энд! Повезло!», «Ну конечно не совсем хэппи энд, могло быть хуже», «Ай люкер, но не всегда». Вконец отчаявшись, она ушла расспрашивать бригаду скорой, доставившей меня в больницу с места ДТП.
Вот так всегда, что-то случается и с чего то надо начинать. Думаешь, думаешь. А потом понимаешь, что пора нечто изложить на бумаге. Кто его знает. Может всё это происходило не со мной? Может это сыграет добрую службу тому, кто читает эти строки. Убережет и что-то сэкономит? Не знаю. И не узнаю никогда. Не мне судить а Вам.
И судить меня Вам тоже.
Лудомания
Никогда раньше не знал этого слова. Даже не слышал. Только сейчас стал думать, как это у меня начиналось. Любил футбол, лёгкую атлетику, лыжи. Любил перекинуться пару раз в партейку шахмат. Но никогда не был привязан к картам и играм на деньги. Сам не знаю почему. Может Бог решает, когда нужно сходить с ума, может случай, но я ровно дышал, правильно жил и далеко видел.
Не было конечно такого чтобы я не знал карты. Помню в детстве страстно играл с двоюродными братьями ни на что. Просто на интерес. Забравшись на чердак, мы забывали о времени и увлечённо смеялись над проигрышами соперников или себя, повторяя: «Ну ты дурак! Ну ты дурак дурачёк!» Это было немного обидным по игре, но совсем не обидным по жизни. Мы как были так и оставались друзьями. И что самое главное игра в карты для нас не выделялась от игры в футбол или катания на лыжах. Это было просто весёлым времяпровождением.
Я рос. Прошел армию. Потерял наивность и невинность. Стал сильным и крепким парнем, который увлеченно что-то мастерил, слушал битлов и зажигающихся рокзвёзд с потёртых магнитофонных лент и пробивающегося сквозь шум эфира «Голоса Америки». Начал курить. И с друзьями пить. Но не так много и не так часто.
Теперь понимаю, что всё прошедшее было безобидным детством, отрочеством и самым началом жизни.
Вот так мы стоим на пороге дорог, с небольшим рюкзачком простых знаний, не зная какая дорога нас ждёт впереди, что будет завтра. С весёлыми задорными, полными счастья глазами, без страха ошибок, без ожидания беды и подвоха. Полностью доверяясь сиюминутным порывам души и ветра.
Сейчас иногда хочется сказать: «Как всё это было глупо!», «Как много ты потерял и угробил!» Хочется, но рука не поднимается что-то зачеркнуть. Не знаю почему. Но это так. Может причина в том, что это я сам? Что всё что было набрано жизнью - из кусочков прошедшего? И если что-то утерять, может стать только хуже? Хотя куда же хуже, если смотря в зеркало на изборождённое морщинами и щетиной лицо, отчётливо вижу вырезанное курсивом и впитавшееся в лоб, моргающее и туманное слово «намодул», написанное задом наперёд, чтобы его далеко было видно всем. Друзьям и близким. Родственникам и бывшим влюблённым. Они прячут взгляды, не берут телефоны. И я понимаю, что виною всему только я сам.
Впервые игру на деньги я увидел в институте. Это был далёкий 82-й год. Второй курс, зимой. Я опоздал на первую половину лекции. Зайдя в перерыве в зал, как всегда сел во второй ряд и выложил из дипломата тетрадь и ручки. Лекцию вёл пожилой лысый дядька, который когда кончалась доска, продолжал писать на стене. Даже если она была белой. Студентов он не замечал и все жили своей жизнью. Оглядевшись, я увидел на самом верху группу ребят с параллельного потока, которые были даже не со своей лекции. Бросалось в глаза, что они были возбуждены, доносились звуки спора, возгласы. Стало любопытно, что они там делают, тем более, что в самой гуще я увидел одногруппника Мишку.
Лекция уже началась, но все делали то что хотели, включая перемещения по залу.
Что бормотал преподаватель себе под нос всё равно было не разобрать и я поднялся к ребятам.
То что я увидел, удивило меня. Посреди стола лежала куча денег и играющие по очереди бросали туда ещё со словами: «Дальше», «Дам пять», «Забил тебя».
Так в первый раз я увидел секу. Как мне тогда показалось, возбуждение игроков и толпы выглядело смешным. Все эти мистические заглядывания в карты друг друга, многозначительные взгляды наполненные невообразимым смыслом, бесовская мимика, ненормальные слова походили на сумасшедший дом. Через десять минут, почувствовав, что мне скучно, я сел на место. Через пять минут ко мне буквально подбежал Мишаня с полукриком-мольбой-приказом: «Дай двадцатку! Сейчас отдам!»
Кроме того, что я учился с отличием и получал повышенную, все на потоке знали, что по вечерам я работаю на заводе фрезеровщиком, получая аж до 300 рублей в месяц. Тогда это были просто сумасшедшие деньги, но я их не транжирил, а аккуратно копил на сберкнижке, чтобы купить магнитофон-мечту двухкассетную деку Дэнон.
При себе я всегда имел полтинник. Это тоже было не мало, но носить при себе такую сумму стало привычкой. В общаге денег никто никогда не хранил. Хотя никто не воровал, но и оставлять там деньги считалось бессмысленным.
Немного подумав, я дал. Не прошло и десяти минут, как он снова подбежал ко мне с мольбой одолжить ещё.
До сих пор помню то первое чувство, когда у меня закралось сомнение, что денег этих я больше никогда не увижу. Но делать было нечего. Жлобство при искренних просьбах презиралось. А Мишку я знал. Хотя из-за троек стипендии у него не было, но парень он был мировой. Я тогда даже не догадывался, что в секе есть такое понятие как «воздух» и что тебе дают в долг, пока твои уверения о существующих якобы где-то деньгах выглядят правдоподобно.