Иногда занимаюсь графоманией. Предлагаю немного отвлечься и прочесть мой рассказ)
Вечный бомж.
К торговому центру под названием Огарёв-Plaza приближался бомж Фёдор. Он смотрел на вывеску с названием этого заведения и каждый раз как в первый раз негодовал по поводу повсеместного изнасилования русского языка путем внедрения в речь зарубежных слов. Скорость движения Федора не превышала двух километров в час. Все бомжи ходят так медленно. Они экономят силы с одной стороны, и не могут себе позволить передвигаться быстро с другой стороны, потому что измождены голодом и морально подавлены на фоне безнадёжного положения и образа жизни, сопряженного со всевозможными лишениями.
Под ногами хрустел свежий снег, ещё не загаженый городскими нечистотами, отовсюду исходящими и коптящими всё, что попадается на их пути. В горле Федора было сухо, как в пустыне Сахара, он положил в рот немного снега и снежинки идеальной формы массово погибли в этом не идеальном человеке. Впрочем, рассуждать об их гибели можно весьма условно, поскольку они лишь изменили агрегатное состояние.
Федор бомжевал последние пять лет, проиграв в казино всё, что можно было поиграть, притом был должен разным финансовым организациям и физическим лицам кучу денег, но добраться они до него не могли, поскольку все бомжи выпадают из социума и растворяются в толпе так, что представляются всем, кто их когда-то знал и помнил, без вести пропавшими.
Внешний вид Феди был вполне приличным. Классовое неравенство достигло такой стадии, что на помойке попадались прекрасно сохранившиеся предметы гардероба. Серое пальто, шапка Адидас и коричневые угги, -многие, глядя на этого бомжа, думали, что он престарелый хипстер.
Каждое утро Федор приходил в торговый центр, чтобы в общественном туалете справить нужду как цивилизованный человек и мылся прямо в умывальнике. Приходилось время от времени меня дислокацию, ибо уборщицы, завидев такое действо, негодовали, а многие и вовсе кричали то ли как потерпевшие, то ли как резаные поросята, но, благо, торговых центров развелось столько, что можно было не беспокоиться о лишении возможности посещать их в целях поддержания организма в состоянии чистоплотности и жизнеспособности. Второе качество достигалось при помощи посещения мест общепита. Федор садился за свободный столик и рассматривал людей. За этим увлекательным занятием время летело, унося частицы бытия в прошлое и часто Федор на целые часы забывал о голоде, что был главной причиной посещения сих мест. Кто-то поглощал пищу, случайно проливая капли соуса, майонеза и сливок на одежду, поспешно вытирая их салфетками, как будто от скорости вытирания пятно станет меньше. Другие пристально смотрели в мониторы и дисплеи ноутбуков и смартфонов, пользуясь бесплатным вай-фай, как будто безлимитный интернет в мобильной сети стоит дороже пятисот рублей. Третьи говорили о том и о сем, с живыми, исполненными эмоций лицами, и вселяли в Федора веру в то, что жизнь-не тлен, а цепочка радостей с вкраплениями грусти. Наконец, насмотревшись на нескончаемую палитру людской суеты и жизнедеятельности, Федор приступал к основной цели: мониторил столики, с которых ушли посетители, не доев заказанную пищу, и направлялся туда, пока уборщицы не утилизировали остатки. В эти постыдные минуты он краснел и волновался, но имидж ничто, а от голода желудок может прилипнуть к позвоночнику и отправить человека на закат.
Будучи чистым и сытым, необходимо было идти зарабатывать деньги. Для бомжа в двадцать первом веке открываются неслыханные возможности. Можно заходить в магазины, брать оттуда буклеты с рекламой и сдавать это все в макулатуру. Можно пристроиться в людном месте к мало бдительным гражданам и стащить из их карманов содержимое. Но Федор свято чтил заповедь о том, что нельзя воровать, несмотря на свой атеизм и выбирал третий путь: он обследовал мусорные баки в поисках алюминиевых банок. За день при интенсивной работе можно было набрать до десяти килограммов, но Федор берег организм и предпочитал размеренную нагрузку, поэтому два-три килограмма полностью удовлетворяли его потребностям.
Самым его нелюбимым временем суток были поздний вечер и ночь, когда необходимо было искать ночлег. Открытых подвалов было мало, да и те погрязли в блохах. Бедные кошки! Как они только терпят этот блошиный ад, что портит нервы и сводит с ума.
Федор ночевал на лестничных площадках, выбирая новостройки. Процент жильцов с антисоциальным поведением в таких домах был низок, поэтому, выбирая самый верхний этаж, можно было с высокой долей вероятности надеяться на спокойную ночь.
Федя засыпал с мечтами о том, что завтра ветер переменится и он снова станет нормальным человеком, обретёт вторую половину и заведёт кошку в своей квартире, но наступало утро и ничего не менялось.
Иногда Федя выпивал. Это и не удивительно, где вы видели непьющего бомжа? Сейчас и небомжи все пьют, что уж говорить о людях, для которых алкоголь становится единственной возможностью абстрагироваться от суровой действительности. Приходилось покупать муравьиный спирт и растворять его в воде. Но нужно было очень осторожно проводить подобные манипуляции, потому что если уснуть не в том месте, могла приехать полиция и сделать массаж почек дубинами, ну или по крайней мере отправить на пятнадцать суток в места не столь отдаленные.
Так шли годы.
Жизнь – боль, в ней нет счастья, но есть труд, воля и покой, и даже самому никчёмному человеку хотя бы раз выпадает шанс.
В тот день стоял такой лютый мороз, что все живое вокруг ощущало торжество зимы. Фёдор шел быстрее обычного в поисках места, где можно было бы обогреться и на его пути был храм. Он вошёл в него, и обрёл блаженство, но не в связи с верой и единением с божьим домом, а лишь потому, что там было тепло и уютно.
В другом конце помещения стояла группа людей, пришедших крестить младенца. И надо же было судьбе сложить мозаику событий таким образом, что протоиерей, которого они ожидали, опаздывал и не выходил на связь, а Федор, небритый три месяца кряду, с седой шевелюрой, в длинном пальто изрядно смахивал на попа, и люди из толпы приняли его за ожидаемого ими протоиерея. Летящей походкой двое мужчин и одна женщина подошли к нему, они были вежливы, учтивы, но настойчивы и даже напористы. Просили поскорее начать процедуру крещения, поскольку малыш уже проголодался. Федор и слова не успел вымолвить, как в его руках оказался младенец, и он стоял рядом с большим чаном с водой, окружённым людьми со свечами. Будучи атеистом, Федя не раз принимал участие в подобных мероприятиях в качестве зрителя, когда был юн и молод, являясь крестным отцом детей своих друзей, должно быть, уже и забывших о его существовании. Поэтому Федор представлял вполне отчётливо как и что нужно делать и приступил к обряду, решив, что ни к чему сопротивляться, раз эти люди так хотят поскорее все справить. С каждой минутой он так вживался в роль, что, если бы это представление увидело жюри, присуждающее Оскар, Федор непременно стал бы обладателем статуэтки. Наконец, как ему показалось, пора было прекращать. Он отдал младенца родителям, благословил всех желающих и душевное состояние его исполнено было какой-то необыкновенной благодатью, так, что он ненароком чуть было не стал религиозен на несколько секунд.
Федор шел к выходу, где его догнал мужчина в пиджаке за десять тысяч долларов. Это был отец крещеного и по совместительству один из богатейших людей города. Он пожал Феде руку, несколько раз поблагодарил за профессионализм и в конце вытащил две пачки денег в качество благодарности. Федя открыл рот и что-то попытался промычать, но не успел промолвить слова, как мужчина откланялся и все участники процессии разбрелись по своим дорогим автомобилям и уехали в неизвестном направлении.
Федор стоял у дверей храма с миллионом рублей в руках. Разум стал возвращаться к нему вместе с пониманием того, какая невероятная удача посетила сегодня этого пропащего человека. Сколько возможностей открывалось для него в этом мире! Можно было восстановить документы, снять квартиру и начать жизнь заново.
По улице шел самый богатый бомж в радиусе ста миль, взор его горел, а пар из носа оседал на усах и превращался в иней. Он зашёл в барбершоп и вместо беспорядочных локонов и бороды дровосека через полчаса его лицо и голова были украшены аккуратными пробором и модной бородкой.
Он зашёл в кафе, но не для того, чтобы охотиться за объедками с чужих столов, а заказал себе лазанью по-неаполитански и утиную печень.
Он зашёл в торговый центр, но не для посещения общественного туалета, а прикупил новую одежду и обувь и порадовал себя часами за 500 долларов.
Наконец, Федор решил отметить свое возвращение в число нормальных людей и выпить, но не муравьиный спирт, а коньяк с пятью звёздами. 150 тысяч рублей из миллиона разлетелись как осенние листья в конце октября. Федор шел и думал как жить дальше и не верил своему счастью. Внезапно, сквозь прорези в панцире здравомыслия стало пробираться сомнение и он подумал, как хорошо было бы иметь в кармане не 850 тысяч, а ровно миллион. Никчёмные рефлексии будоражили его сознание, но победили рефлексы и Фёдор, поймав такси, велел шофёру ехать в казино. Его мозг наполнился грёзами о том, какие возможности откроются ему, как только он приумножит имеющийся капитал в три, четыре, да что там, -в десятки раз. Через полчаса колесо фортуны вращалось, надев на себя часовой пояс смертницы. Фишки в руках Федора меняли свое достоинство и количество то в одну, то в другую сторону. Агония азарта поглотила все его существо. Когда последние пятьдесят тысяч стояли на кону, Федя с грустью вернулся из плена игровой психопатии в состояние здравомыслия и тоскливо смотрел, как крупье двигает остатки фишек в другой конец стола.
Перед выходом Федор получил в подарок от заведения бутылку виски и приглашение посетить снова эту цитадель морального разврата.
Из точки А в точку Б вышел бледный мужчина со взором потухшим. Изможденный и опустошенный, он ещё не полностью перемолол в голове произошедшее, поскольку опьянение затуманивало мысли.
Расположившись у батареи на десятом этаже новостройки, Федор допивал виски и думал о том, как тут не стать фаталистом. Не жили богато, и нечего начинать-вспоминалась ему фраза, которую он часто слышал от тех, кому не повезло в неравном бою с фортуной.
Он посмотрел время на своих часах, которые напоминали ему о том безумии, что произошло сегодня и о сказке о потерянном времени, которую он читал в третьем классе. Этим часам предстояло отправиться завтра же в комиссионный магазин, а вырученные средства позволили бы Феде продолжительное время не собирать алюминиевые бутылки. Он провалился в сон и жизнь его стала прежней-он остался бомжем.
Конец.
Вечный бомж.
К торговому центру под названием Огарёв-Plaza приближался бомж Фёдор. Он смотрел на вывеску с названием этого заведения и каждый раз как в первый раз негодовал по поводу повсеместного изнасилования русского языка путем внедрения в речь зарубежных слов. Скорость движения Федора не превышала двух километров в час. Все бомжи ходят так медленно. Они экономят силы с одной стороны, и не могут себе позволить передвигаться быстро с другой стороны, потому что измождены голодом и морально подавлены на фоне безнадёжного положения и образа жизни, сопряженного со всевозможными лишениями.
Под ногами хрустел свежий снег, ещё не загаженый городскими нечистотами, отовсюду исходящими и коптящими всё, что попадается на их пути. В горле Федора было сухо, как в пустыне Сахара, он положил в рот немного снега и снежинки идеальной формы массово погибли в этом не идеальном человеке. Впрочем, рассуждать об их гибели можно весьма условно, поскольку они лишь изменили агрегатное состояние.
Федор бомжевал последние пять лет, проиграв в казино всё, что можно было поиграть, притом был должен разным финансовым организациям и физическим лицам кучу денег, но добраться они до него не могли, поскольку все бомжи выпадают из социума и растворяются в толпе так, что представляются всем, кто их когда-то знал и помнил, без вести пропавшими.
Внешний вид Феди был вполне приличным. Классовое неравенство достигло такой стадии, что на помойке попадались прекрасно сохранившиеся предметы гардероба. Серое пальто, шапка Адидас и коричневые угги, -многие, глядя на этого бомжа, думали, что он престарелый хипстер.
Каждое утро Федор приходил в торговый центр, чтобы в общественном туалете справить нужду как цивилизованный человек и мылся прямо в умывальнике. Приходилось время от времени меня дислокацию, ибо уборщицы, завидев такое действо, негодовали, а многие и вовсе кричали то ли как потерпевшие, то ли как резаные поросята, но, благо, торговых центров развелось столько, что можно было не беспокоиться о лишении возможности посещать их в целях поддержания организма в состоянии чистоплотности и жизнеспособности. Второе качество достигалось при помощи посещения мест общепита. Федор садился за свободный столик и рассматривал людей. За этим увлекательным занятием время летело, унося частицы бытия в прошлое и часто Федор на целые часы забывал о голоде, что был главной причиной посещения сих мест. Кто-то поглощал пищу, случайно проливая капли соуса, майонеза и сливок на одежду, поспешно вытирая их салфетками, как будто от скорости вытирания пятно станет меньше. Другие пристально смотрели в мониторы и дисплеи ноутбуков и смартфонов, пользуясь бесплатным вай-фай, как будто безлимитный интернет в мобильной сети стоит дороже пятисот рублей. Третьи говорили о том и о сем, с живыми, исполненными эмоций лицами, и вселяли в Федора веру в то, что жизнь-не тлен, а цепочка радостей с вкраплениями грусти. Наконец, насмотревшись на нескончаемую палитру людской суеты и жизнедеятельности, Федор приступал к основной цели: мониторил столики, с которых ушли посетители, не доев заказанную пищу, и направлялся туда, пока уборщицы не утилизировали остатки. В эти постыдные минуты он краснел и волновался, но имидж ничто, а от голода желудок может прилипнуть к позвоночнику и отправить человека на закат.
Будучи чистым и сытым, необходимо было идти зарабатывать деньги. Для бомжа в двадцать первом веке открываются неслыханные возможности. Можно заходить в магазины, брать оттуда буклеты с рекламой и сдавать это все в макулатуру. Можно пристроиться в людном месте к мало бдительным гражданам и стащить из их карманов содержимое. Но Федор свято чтил заповедь о том, что нельзя воровать, несмотря на свой атеизм и выбирал третий путь: он обследовал мусорные баки в поисках алюминиевых банок. За день при интенсивной работе можно было набрать до десяти килограммов, но Федор берег организм и предпочитал размеренную нагрузку, поэтому два-три килограмма полностью удовлетворяли его потребностям.
Самым его нелюбимым временем суток были поздний вечер и ночь, когда необходимо было искать ночлег. Открытых подвалов было мало, да и те погрязли в блохах. Бедные кошки! Как они только терпят этот блошиный ад, что портит нервы и сводит с ума.
Федор ночевал на лестничных площадках, выбирая новостройки. Процент жильцов с антисоциальным поведением в таких домах был низок, поэтому, выбирая самый верхний этаж, можно было с высокой долей вероятности надеяться на спокойную ночь.
Федя засыпал с мечтами о том, что завтра ветер переменится и он снова станет нормальным человеком, обретёт вторую половину и заведёт кошку в своей квартире, но наступало утро и ничего не менялось.
Иногда Федя выпивал. Это и не удивительно, где вы видели непьющего бомжа? Сейчас и небомжи все пьют, что уж говорить о людях, для которых алкоголь становится единственной возможностью абстрагироваться от суровой действительности. Приходилось покупать муравьиный спирт и растворять его в воде. Но нужно было очень осторожно проводить подобные манипуляции, потому что если уснуть не в том месте, могла приехать полиция и сделать массаж почек дубинами, ну или по крайней мере отправить на пятнадцать суток в места не столь отдаленные.
Так шли годы.
Жизнь – боль, в ней нет счастья, но есть труд, воля и покой, и даже самому никчёмному человеку хотя бы раз выпадает шанс.
В тот день стоял такой лютый мороз, что все живое вокруг ощущало торжество зимы. Фёдор шел быстрее обычного в поисках места, где можно было бы обогреться и на его пути был храм. Он вошёл в него, и обрёл блаженство, но не в связи с верой и единением с божьим домом, а лишь потому, что там было тепло и уютно.
В другом конце помещения стояла группа людей, пришедших крестить младенца. И надо же было судьбе сложить мозаику событий таким образом, что протоиерей, которого они ожидали, опаздывал и не выходил на связь, а Федор, небритый три месяца кряду, с седой шевелюрой, в длинном пальто изрядно смахивал на попа, и люди из толпы приняли его за ожидаемого ими протоиерея. Летящей походкой двое мужчин и одна женщина подошли к нему, они были вежливы, учтивы, но настойчивы и даже напористы. Просили поскорее начать процедуру крещения, поскольку малыш уже проголодался. Федор и слова не успел вымолвить, как в его руках оказался младенец, и он стоял рядом с большим чаном с водой, окружённым людьми со свечами. Будучи атеистом, Федя не раз принимал участие в подобных мероприятиях в качестве зрителя, когда был юн и молод, являясь крестным отцом детей своих друзей, должно быть, уже и забывших о его существовании. Поэтому Федор представлял вполне отчётливо как и что нужно делать и приступил к обряду, решив, что ни к чему сопротивляться, раз эти люди так хотят поскорее все справить. С каждой минутой он так вживался в роль, что, если бы это представление увидело жюри, присуждающее Оскар, Федор непременно стал бы обладателем статуэтки. Наконец, как ему показалось, пора было прекращать. Он отдал младенца родителям, благословил всех желающих и душевное состояние его исполнено было какой-то необыкновенной благодатью, так, что он ненароком чуть было не стал религиозен на несколько секунд.
Федор шел к выходу, где его догнал мужчина в пиджаке за десять тысяч долларов. Это был отец крещеного и по совместительству один из богатейших людей города. Он пожал Феде руку, несколько раз поблагодарил за профессионализм и в конце вытащил две пачки денег в качество благодарности. Федя открыл рот и что-то попытался промычать, но не успел промолвить слова, как мужчина откланялся и все участники процессии разбрелись по своим дорогим автомобилям и уехали в неизвестном направлении.
Федор стоял у дверей храма с миллионом рублей в руках. Разум стал возвращаться к нему вместе с пониманием того, какая невероятная удача посетила сегодня этого пропащего человека. Сколько возможностей открывалось для него в этом мире! Можно было восстановить документы, снять квартиру и начать жизнь заново.
По улице шел самый богатый бомж в радиусе ста миль, взор его горел, а пар из носа оседал на усах и превращался в иней. Он зашёл в барбершоп и вместо беспорядочных локонов и бороды дровосека через полчаса его лицо и голова были украшены аккуратными пробором и модной бородкой.
Он зашёл в кафе, но не для того, чтобы охотиться за объедками с чужих столов, а заказал себе лазанью по-неаполитански и утиную печень.
Он зашёл в торговый центр, но не для посещения общественного туалета, а прикупил новую одежду и обувь и порадовал себя часами за 500 долларов.
Наконец, Федор решил отметить свое возвращение в число нормальных людей и выпить, но не муравьиный спирт, а коньяк с пятью звёздами. 150 тысяч рублей из миллиона разлетелись как осенние листья в конце октября. Федор шел и думал как жить дальше и не верил своему счастью. Внезапно, сквозь прорези в панцире здравомыслия стало пробираться сомнение и он подумал, как хорошо было бы иметь в кармане не 850 тысяч, а ровно миллион. Никчёмные рефлексии будоражили его сознание, но победили рефлексы и Фёдор, поймав такси, велел шофёру ехать в казино. Его мозг наполнился грёзами о том, какие возможности откроются ему, как только он приумножит имеющийся капитал в три, четыре, да что там, -в десятки раз. Через полчаса колесо фортуны вращалось, надев на себя часовой пояс смертницы. Фишки в руках Федора меняли свое достоинство и количество то в одну, то в другую сторону. Агония азарта поглотила все его существо. Когда последние пятьдесят тысяч стояли на кону, Федя с грустью вернулся из плена игровой психопатии в состояние здравомыслия и тоскливо смотрел, как крупье двигает остатки фишек в другой конец стола.
Перед выходом Федор получил в подарок от заведения бутылку виски и приглашение посетить снова эту цитадель морального разврата.
Из точки А в точку Б вышел бледный мужчина со взором потухшим. Изможденный и опустошенный, он ещё не полностью перемолол в голове произошедшее, поскольку опьянение затуманивало мысли.
Расположившись у батареи на десятом этаже новостройки, Федор допивал виски и думал о том, как тут не стать фаталистом. Не жили богато, и нечего начинать-вспоминалась ему фраза, которую он часто слышал от тех, кому не повезло в неравном бою с фортуной.
Он посмотрел время на своих часах, которые напоминали ему о том безумии, что произошло сегодня и о сказке о потерянном времени, которую он читал в третьем классе. Этим часам предстояло отправиться завтра же в комиссионный магазин, а вырученные средства позволили бы Феде продолжительное время не собирать алюминиевые бутылки. Он провалился в сон и жизнь его стала прежней-он остался бомжем.
Конец.