Юрий_Лудик
Общительный
То участь всех: всё жившее умрёт
И сквозь природу в вечность перейдёт.
Сами знаете кто.
И сквозь природу в вечность перейдёт.
Сами знаете кто.
Литературная страничка
- Автор темы Выздоравливающий
- Дата начала
Юрий_Лудик
Общительный
Узнаёте себя, лудоманчики?
"Укрывшись от холодного ветра за стволом большого каштана, Константин внимательно наблюдал за хромым, ковылявшим к дому. Гена шёл с трудом, явно преодолевая боль. Да, жалко на него смотреть, того и гляди упадёт. На какое-то мгновение Константин почувствовал угрызения совести. Может, подойти и предложить помощь? Но затем он сердито мотнул головой. Нет, не стоит. Это будет выглядеть нелепо, особенно учитывая... Тут он одёрнул себя, потому что даже мысль была неприятна. Неужели это и правда последняя возможность? Обращаться к Гене с такой просьбой... он ведь еле сводит концы с концами. Но деньги нужны, очень нужны, и все другие возможности уже исчерпаны... Гену до этого момента он как-то инстинктивно обходил стороной. Было в нём что-то этакое, что невольно отбивало желание просить об одолжении. Этот взгляд исподлобья и мрачная усмешка... Вполне вероятно, что он пошлёт просящего куда–нибудь очень далеко и надолго. И будет в известном смысле прав. Однако, опять же, что ещё делать? Ситуация действительно отчаянная.
Пока Константин вёл с собой этот внутренний диалог, момент оказался упущен. Как ни медленно шёл Гена, расстояние до подъезда было небольшим, и он успел его преодолеть прежде, чем наблюдатель решился действовать. Дверь за ним с издевательской неторопливостью закрылась. Константин с раздражением хлопнул ладонью по стволу служившего ему укрытием дерева и выругался. Надо же быть таким никчёмным мямлей! – обозвал он себя. Теперь неизвестно, когда ещё представится шанс. Идти к Гене домой ему вовсе не хотелось. Там ведь эта его сумасшедшая мамаша заседает, а разве при ней можно заговорить о деньгах? Сразу поднимет крик про "плохую компанию" и "дружков из подворотни". Хотя он и дружком-то считаться вряд ли может. Так, приятель молодости, случайное знакомство. Ходили в своё время в одну альпинистскую секцию. Но Гена делал успехи, а он... ну, да что вспоминать! Вся его жизнь – это просто сплошной перекосяк. Конечно, тут и его собственная вина есть... наверное. Однако прежде всего – патологическое, просто мистическое какое-то невезение. За что бы ни брался, всё валилось из рук. Вот даже и теперь – не сумел вовремя подойти и заговорить о деньгах. Вполне вероятно, что Гена бы отказал, ему сейчас почти все отказывают. Хотя бы потому, что они не виделись уже столько времени. Кстати, сколько именно? Да, надо бы посчитать...
Константин машинально нащупал в кармане куртки пачку сигарет и пошарил в ней пальцами. Пустая, чтоб тебя! Да, верно, последнюю ещё утром скурил. Он выудил пачку на свет божий, смял её и отбросил в сторону. Тоже вот головная боль. В последнее время по десять–пятнадцать штук в день, как заведённый. И ведь брались же откуда-то деньги на курево! Это всегда было загадкой для него самого. На сигареты, выпивку и игру он находил деньги с удивительной изобретательностью. Но как только дело касалось иных нужд – никогда не было ни копейки. Так продолжалось уже много лет. Сколько именно, Константин не мог припомнить, да и не стремился этого делать. Он так привык к постоянному состоянию безденежья, что даже перестал его замечать. Сознание пробуждалось лишь в те редкие моменты, подобные нынешнему, когда и на сигареты не хватало. И тогда ему доводилось испытывать нечто, очень напоминавшее отчаяние. Впрочем, Константин не умел долго предаваться подобным чувствам. Ситуация, в которой он – уже в который раз – оказался, требовала каких-то конкретных действий. Если Гена – его последняя надежда, то так тому и быть. Хиленькая такая надежда, но нужно постараться использовать её по полной.
Однако сегодня ловить у подъезда уже нечего. Стемнело, ветер стал до противности пронизывающим, и уж, конечно, его старый приятель носа из дому больше не высунет. Значит, нужно каким-то образом перетерпеть до завтра. Но именно это было для Константина в его положении самым трудным. Имелось бы в кармане хоть сто рублей – совсем иной разговор. Тогда он бы со спокойной душой направился в подвальчик на Народной – и никаких забот до самого утра. Впрочем... впрочем, почему бы не сделать так и сегодня? Ну да, он ещё ни разу не появлялся там совсем пустым. Но разве это было проблемой для подавляющего большинства тамошних завсегдатаев? Нет, отнюдь. Он не раз был свидетелем того, как они приходили без копейки в кармане и умудрялись очень быстро наклянчить приличную сумму. Благо что народ в подвальчике попадался разный, бывали и весьма зажиточные кренделя. Такие, что с выигрыша раздавали и по двести, и по триста, и даже по пятьсот. Они, впрочем, не так уж часто там появлялись, всё–таки не их полёта общество, как говорится. Но и другие посетители, бывало, расщедривались после заноса. Так что ему вполне может прилететь что–нибудь. Конечно, человеку, который ни разу не рассчитывал на подобные подачки, было нелегко идти вот так, с единственным расчётом на чью-то щедрость. Однако и тут Константин быстро нашёл благовидное оправдание. В конце концов, разве не приходилось ему в известной степени унижаться каждый раз, когда он занимал у кого–нибудь деньги? Так не всё ли равно, произойдёт это в подвальчике или вне его? Да, нужно признаться, определённая разница всё же есть. Там все знают, на что ты берёшь деньги и куда они уходят. Всё как на ладони, ничего не скроешь. Но ведь, с другой стороны, там это мало кого трогает. Если ты не вернёшь долг, мало кто полезет на рожон, потому как понимает: и сам такой, и сам много раз не возвращал и ещё много раз не возвратит. Все связаны одной цепью и косые взгляды бросать на тебя не будут... Да, это весьма, весьма утешительная мысль.
И, окончательно решившись, Константин отлепился от влажного ствола каштана и быстро зашагал в сторону Народной улицы".
"Укрывшись от холодного ветра за стволом большого каштана, Константин внимательно наблюдал за хромым, ковылявшим к дому. Гена шёл с трудом, явно преодолевая боль. Да, жалко на него смотреть, того и гляди упадёт. На какое-то мгновение Константин почувствовал угрызения совести. Может, подойти и предложить помощь? Но затем он сердито мотнул головой. Нет, не стоит. Это будет выглядеть нелепо, особенно учитывая... Тут он одёрнул себя, потому что даже мысль была неприятна. Неужели это и правда последняя возможность? Обращаться к Гене с такой просьбой... он ведь еле сводит концы с концами. Но деньги нужны, очень нужны, и все другие возможности уже исчерпаны... Гену до этого момента он как-то инстинктивно обходил стороной. Было в нём что-то этакое, что невольно отбивало желание просить об одолжении. Этот взгляд исподлобья и мрачная усмешка... Вполне вероятно, что он пошлёт просящего куда–нибудь очень далеко и надолго. И будет в известном смысле прав. Однако, опять же, что ещё делать? Ситуация действительно отчаянная.
Пока Константин вёл с собой этот внутренний диалог, момент оказался упущен. Как ни медленно шёл Гена, расстояние до подъезда было небольшим, и он успел его преодолеть прежде, чем наблюдатель решился действовать. Дверь за ним с издевательской неторопливостью закрылась. Константин с раздражением хлопнул ладонью по стволу служившего ему укрытием дерева и выругался. Надо же быть таким никчёмным мямлей! – обозвал он себя. Теперь неизвестно, когда ещё представится шанс. Идти к Гене домой ему вовсе не хотелось. Там ведь эта его сумасшедшая мамаша заседает, а разве при ней можно заговорить о деньгах? Сразу поднимет крик про "плохую компанию" и "дружков из подворотни". Хотя он и дружком-то считаться вряд ли может. Так, приятель молодости, случайное знакомство. Ходили в своё время в одну альпинистскую секцию. Но Гена делал успехи, а он... ну, да что вспоминать! Вся его жизнь – это просто сплошной перекосяк. Конечно, тут и его собственная вина есть... наверное. Однако прежде всего – патологическое, просто мистическое какое-то невезение. За что бы ни брался, всё валилось из рук. Вот даже и теперь – не сумел вовремя подойти и заговорить о деньгах. Вполне вероятно, что Гена бы отказал, ему сейчас почти все отказывают. Хотя бы потому, что они не виделись уже столько времени. Кстати, сколько именно? Да, надо бы посчитать...
Константин машинально нащупал в кармане куртки пачку сигарет и пошарил в ней пальцами. Пустая, чтоб тебя! Да, верно, последнюю ещё утром скурил. Он выудил пачку на свет божий, смял её и отбросил в сторону. Тоже вот головная боль. В последнее время по десять–пятнадцать штук в день, как заведённый. И ведь брались же откуда-то деньги на курево! Это всегда было загадкой для него самого. На сигареты, выпивку и игру он находил деньги с удивительной изобретательностью. Но как только дело касалось иных нужд – никогда не было ни копейки. Так продолжалось уже много лет. Сколько именно, Константин не мог припомнить, да и не стремился этого делать. Он так привык к постоянному состоянию безденежья, что даже перестал его замечать. Сознание пробуждалось лишь в те редкие моменты, подобные нынешнему, когда и на сигареты не хватало. И тогда ему доводилось испытывать нечто, очень напоминавшее отчаяние. Впрочем, Константин не умел долго предаваться подобным чувствам. Ситуация, в которой он – уже в который раз – оказался, требовала каких-то конкретных действий. Если Гена – его последняя надежда, то так тому и быть. Хиленькая такая надежда, но нужно постараться использовать её по полной.
Однако сегодня ловить у подъезда уже нечего. Стемнело, ветер стал до противности пронизывающим, и уж, конечно, его старый приятель носа из дому больше не высунет. Значит, нужно каким-то образом перетерпеть до завтра. Но именно это было для Константина в его положении самым трудным. Имелось бы в кармане хоть сто рублей – совсем иной разговор. Тогда он бы со спокойной душой направился в подвальчик на Народной – и никаких забот до самого утра. Впрочем... впрочем, почему бы не сделать так и сегодня? Ну да, он ещё ни разу не появлялся там совсем пустым. Но разве это было проблемой для подавляющего большинства тамошних завсегдатаев? Нет, отнюдь. Он не раз был свидетелем того, как они приходили без копейки в кармане и умудрялись очень быстро наклянчить приличную сумму. Благо что народ в подвальчике попадался разный, бывали и весьма зажиточные кренделя. Такие, что с выигрыша раздавали и по двести, и по триста, и даже по пятьсот. Они, впрочем, не так уж часто там появлялись, всё–таки не их полёта общество, как говорится. Но и другие посетители, бывало, расщедривались после заноса. Так что ему вполне может прилететь что–нибудь. Конечно, человеку, который ни разу не рассчитывал на подобные подачки, было нелегко идти вот так, с единственным расчётом на чью-то щедрость. Однако и тут Константин быстро нашёл благовидное оправдание. В конце концов, разве не приходилось ему в известной степени унижаться каждый раз, когда он занимал у кого–нибудь деньги? Так не всё ли равно, произойдёт это в подвальчике или вне его? Да, нужно признаться, определённая разница всё же есть. Там все знают, на что ты берёшь деньги и куда они уходят. Всё как на ладони, ничего не скроешь. Но ведь, с другой стороны, там это мало кого трогает. Если ты не вернёшь долг, мало кто полезет на рожон, потому как понимает: и сам такой, и сам много раз не возвращал и ещё много раз не возвратит. Все связаны одной цепью и косые взгляды бросать на тебя не будут... Да, это весьма, весьма утешительная мысль.
И, окончательно решившись, Константин отлепился от влажного ствола каштана и быстро зашагал в сторону Народной улицы".
Silk
Общительный
Чувствуется со знанием дела написано!
Юрий_Лудик
Общительный
А это вам ничего не напоминает, лудоманята?
" Выйдя на свежий воздух, Святослав с облегчением расправил плечи и сделал глубокий шумный вдох. Солнце, уже успевшее вскарабкаться высоко, светило холодно, равнодушно. Жиденький ноябрьский день не внушал оптимизма. Святослав посмотрел на длинную прямую улицу, лишь кое–где испещрённую чёрными точками прохожих, и повернулся к ней спиной. Не стоит того, чтобы смотреть, как и многое в этой жизни. Сколько там уже времени? Он поднёс левую руку к глазам и несколько секунд пытался сообразить, что же показывают стрелки. Половина первого – понял он наконец. Значит, уже за полдень, а он ещё даже не завтракал. Не считать же завтраком те аперитивы, что ему любезно подносили там. Бесплатные порции по пятьдесят и двадцать пять граммов. Которые, на самом деле, вовсе не бесплатные, за которые он заплатил баснословные деньги, сам того не сознавая. Удивительно, насколько хорошо и ясно всё понимаешь, выйдя на свет божий. А там... там как будто полностью растворяешься, перестаёшь ощущать границы собственного тела. Шелест карт, стук фишек, шорох шарика, бегущего по закруглению рулетки... И красноватый свет ламп, и бесшумные полы, и отсутствие часов на стенах... Всё сделано для того, чтобы ты не замечал ход времени. Но пробуждение рано или поздно наступает – и редко когда оно бывает приятным.
Святослав вынул из кармана бумажник и с некоторым любопытством заглянул в него. Что ж, не так плохо, как он предполагал. По крайней мере, хватит сегодня заплатить за ужин. Да, вот именно, за ужин! – внезапно вскинулся он. Сегодня в семь он встречается с акробаткой – их первое свидание. Чуть было не забыл! Время ещё, впрочем, есть, так что он успеет привести себя в порядок. Потому что ему необходимо быть на высоте. Первое свидание – идеальный шанс произвести хорошее впечатление. Девушка, кажется, благосклонно принимает его ухаживания. Его задача – укрепить эту симпатию, причём в максимально сжатые сроки. Святослав поджал губы. Да, сроки всегда были его головной болью. Он не умел правильно распоряжаться временем, предпочитая его не замечать. Это было, видимо, одной из причин, почему его так привлекало казино.
В этот момент распахнулись двери располагавшейся по соседству букмекерской конторы – весьма сомнительного места, одного из тех, которые в былые времена именовали злачными, – и на улицу вывалилось несколько человек. Все они были в той или иной степени алкогольного опьянения, но вели себя относительно спокойно. Похлопав друг друга по плечам, компания разделилась и разошлась в противоположные стороны. На тротуаре остался стоять только один – высокий, плохо одетый человек лет сорока с длинным худым лицом. Опёршись о рекламную тумбу, он уставился в землю и что-то бормотал себе под нос. Святослав внимательно, хотя и без большого интереса смотрел на него. Он не чувствовал презрения к этому человеку – но не чувствовал и жалости. Ему нередко приходилось сталкиваться с завсегдатаями конторы здесь, возле выхода из казино, благо оба заведения стояли бок о бок. Люди эти представляли собой в большинстве своём печальное зрелище: опустившиеся, неряшливые, с красными глазами и испитым лицом. Попадались, впрочем, и хорошо одетые, по виду вполне состоятельные молодчики. Но всё равно – они шли в контору, не в казино. А это, с точки зрения Святослава, было очень существенным различием. Его казино – для людей с положением, связями, с хорошей репутацией. Туда не пускали без фейсконтроля, порядок внутри обеспечивался вневедомственной охраной. Что же касается этого "пункта приёма ставок"... то не о чем и говорить. Удивительно, как ему вообще позволили открыться прямо тут, в двадцати метрах от столь респектабельного заведения.
Человек оторвался от созерцания дороги у себя под ногами и поднял голову. Мутные, воспалённые глаза его остановились на лице Святослава. Он сделал какое-то неопределённое движение, словно хотел подойти поближе, но одёрнул себя и, вяло махнув рукой, отвёл взгляд. Святослав тонко улыбнулся. Ему было понятно состояние этого незадачливого клиента конторы. Очевидно, он проиграл за эту ночь всё, что только возможно проиграть. Только разве это ощущение не знакомо ему самому? Пусть не в такой мере, но... Святославу случалось проигрывать за ночь весьма существенные суммы. Он никогда не играл на последнее, это правда, но разве тут есть принципиальная разница? Кто-то может остановиться у последней черты, а кто-то без сомнений её переступает. И потому все они – одного поля ягоды, не представляют свою жизнь без дурмана азарта.
Видимо, эта мысль передалась по неким таинственным каналам конторскому игроку, потому что тот, как бы вдруг решившись, сделал несколько шагов вперёд, оказался прямо перед Святославом и, глядя ему куда-то в область кадыка, сиплым голосом спросил:
– Извините, у вас... ста рублей не будет?
От просящего сильно разило дешёвыми сигаретами и перегаром.
Святослав сделал каменное лицо. Ему не раз доводилось выслушивать подобные просьбы от подобных людей. Однако он никогда и ничего им не давал – легче было бы кидать деньги на ветер. Впрочем, разве не этим самым он занимался там, в зале? Конечно, но... это его деньги и он имеет право...
– Нет, у меня ничего нет. Для вас, – отчеканил Святослав. – Я милостыню не подаю.
Человек ругнулся и, повернувшись на сто восемьдесят градусов, поплёлся прочь.
– Все они такие, – злобно и достаточно громко, чтобы его можно было услышать, проговорил он. – Строят из себя пай–мальчиков, а как что попроси... Значит, придётся идти к этому альпинисту–инвалиду... А что ещё делать, скажите на милость?
Эти последние слова произвели на Святослава удивительное действие. Откинув всю свою утомлённую грацию, он в два прыжка настиг удалявшегося мужчину и схватил его за плечо.
– Постойте–ка, – торопливо заговорил он, – не спешите. Что это вы там сказали про... про альпиниста?
Игрок, ошарашенный подобной переменой в поведении этого хорошо одетого господина, тупо уставился на него.
– Чего? – недоумённо спросил он. – Вам что надо-то?
– Альпинист, альпинист, – торопился Святослав, – у вас есть знакомый альпинист? Не так ли?
Он сам понимал, что не стоило так горячиться. Ведь это может показаться весьма подозрительным. Но он ничего не мог с собой поделать. Это было похоже на колесо рулетки – его несло куда-то вопреки всем соображениям.
– Ну да, – тупо кивнул человек, – есть такое. Только он теперь того... травмировался. Хромает, так что никаких гор.
– Никаких гор, – машинально повторил Святослав. – Интересно, интересно... Как, говорите, вас зовут?
– Константин, – с трудом выговорил своё имя человек. – Можно просто Костя, – добавил он с внезапной надеждой.
– Что ж, очень приятно, очень приятно, а я Слава. Слушайте, вы не хотите вместе со мной позавтракать?
И, не дав возможности новому знакомому опомниться, Святослав сгрёб его в охапку и потащил к своей машине".
" Выйдя на свежий воздух, Святослав с облегчением расправил плечи и сделал глубокий шумный вдох. Солнце, уже успевшее вскарабкаться высоко, светило холодно, равнодушно. Жиденький ноябрьский день не внушал оптимизма. Святослав посмотрел на длинную прямую улицу, лишь кое–где испещрённую чёрными точками прохожих, и повернулся к ней спиной. Не стоит того, чтобы смотреть, как и многое в этой жизни. Сколько там уже времени? Он поднёс левую руку к глазам и несколько секунд пытался сообразить, что же показывают стрелки. Половина первого – понял он наконец. Значит, уже за полдень, а он ещё даже не завтракал. Не считать же завтраком те аперитивы, что ему любезно подносили там. Бесплатные порции по пятьдесят и двадцать пять граммов. Которые, на самом деле, вовсе не бесплатные, за которые он заплатил баснословные деньги, сам того не сознавая. Удивительно, насколько хорошо и ясно всё понимаешь, выйдя на свет божий. А там... там как будто полностью растворяешься, перестаёшь ощущать границы собственного тела. Шелест карт, стук фишек, шорох шарика, бегущего по закруглению рулетки... И красноватый свет ламп, и бесшумные полы, и отсутствие часов на стенах... Всё сделано для того, чтобы ты не замечал ход времени. Но пробуждение рано или поздно наступает – и редко когда оно бывает приятным.
Святослав вынул из кармана бумажник и с некоторым любопытством заглянул в него. Что ж, не так плохо, как он предполагал. По крайней мере, хватит сегодня заплатить за ужин. Да, вот именно, за ужин! – внезапно вскинулся он. Сегодня в семь он встречается с акробаткой – их первое свидание. Чуть было не забыл! Время ещё, впрочем, есть, так что он успеет привести себя в порядок. Потому что ему необходимо быть на высоте. Первое свидание – идеальный шанс произвести хорошее впечатление. Девушка, кажется, благосклонно принимает его ухаживания. Его задача – укрепить эту симпатию, причём в максимально сжатые сроки. Святослав поджал губы. Да, сроки всегда были его головной болью. Он не умел правильно распоряжаться временем, предпочитая его не замечать. Это было, видимо, одной из причин, почему его так привлекало казино.
В этот момент распахнулись двери располагавшейся по соседству букмекерской конторы – весьма сомнительного места, одного из тех, которые в былые времена именовали злачными, – и на улицу вывалилось несколько человек. Все они были в той или иной степени алкогольного опьянения, но вели себя относительно спокойно. Похлопав друг друга по плечам, компания разделилась и разошлась в противоположные стороны. На тротуаре остался стоять только один – высокий, плохо одетый человек лет сорока с длинным худым лицом. Опёршись о рекламную тумбу, он уставился в землю и что-то бормотал себе под нос. Святослав внимательно, хотя и без большого интереса смотрел на него. Он не чувствовал презрения к этому человеку – но не чувствовал и жалости. Ему нередко приходилось сталкиваться с завсегдатаями конторы здесь, возле выхода из казино, благо оба заведения стояли бок о бок. Люди эти представляли собой в большинстве своём печальное зрелище: опустившиеся, неряшливые, с красными глазами и испитым лицом. Попадались, впрочем, и хорошо одетые, по виду вполне состоятельные молодчики. Но всё равно – они шли в контору, не в казино. А это, с точки зрения Святослава, было очень существенным различием. Его казино – для людей с положением, связями, с хорошей репутацией. Туда не пускали без фейсконтроля, порядок внутри обеспечивался вневедомственной охраной. Что же касается этого "пункта приёма ставок"... то не о чем и говорить. Удивительно, как ему вообще позволили открыться прямо тут, в двадцати метрах от столь респектабельного заведения.
Человек оторвался от созерцания дороги у себя под ногами и поднял голову. Мутные, воспалённые глаза его остановились на лице Святослава. Он сделал какое-то неопределённое движение, словно хотел подойти поближе, но одёрнул себя и, вяло махнув рукой, отвёл взгляд. Святослав тонко улыбнулся. Ему было понятно состояние этого незадачливого клиента конторы. Очевидно, он проиграл за эту ночь всё, что только возможно проиграть. Только разве это ощущение не знакомо ему самому? Пусть не в такой мере, но... Святославу случалось проигрывать за ночь весьма существенные суммы. Он никогда не играл на последнее, это правда, но разве тут есть принципиальная разница? Кто-то может остановиться у последней черты, а кто-то без сомнений её переступает. И потому все они – одного поля ягоды, не представляют свою жизнь без дурмана азарта.
Видимо, эта мысль передалась по неким таинственным каналам конторскому игроку, потому что тот, как бы вдруг решившись, сделал несколько шагов вперёд, оказался прямо перед Святославом и, глядя ему куда-то в область кадыка, сиплым голосом спросил:
– Извините, у вас... ста рублей не будет?
От просящего сильно разило дешёвыми сигаретами и перегаром.
Святослав сделал каменное лицо. Ему не раз доводилось выслушивать подобные просьбы от подобных людей. Однако он никогда и ничего им не давал – легче было бы кидать деньги на ветер. Впрочем, разве не этим самым он занимался там, в зале? Конечно, но... это его деньги и он имеет право...
– Нет, у меня ничего нет. Для вас, – отчеканил Святослав. – Я милостыню не подаю.
Человек ругнулся и, повернувшись на сто восемьдесят градусов, поплёлся прочь.
– Все они такие, – злобно и достаточно громко, чтобы его можно было услышать, проговорил он. – Строят из себя пай–мальчиков, а как что попроси... Значит, придётся идти к этому альпинисту–инвалиду... А что ещё делать, скажите на милость?
Эти последние слова произвели на Святослава удивительное действие. Откинув всю свою утомлённую грацию, он в два прыжка настиг удалявшегося мужчину и схватил его за плечо.
– Постойте–ка, – торопливо заговорил он, – не спешите. Что это вы там сказали про... про альпиниста?
Игрок, ошарашенный подобной переменой в поведении этого хорошо одетого господина, тупо уставился на него.
– Чего? – недоумённо спросил он. – Вам что надо-то?
– Альпинист, альпинист, – торопился Святослав, – у вас есть знакомый альпинист? Не так ли?
Он сам понимал, что не стоило так горячиться. Ведь это может показаться весьма подозрительным. Но он ничего не мог с собой поделать. Это было похоже на колесо рулетки – его несло куда-то вопреки всем соображениям.
– Ну да, – тупо кивнул человек, – есть такое. Только он теперь того... травмировался. Хромает, так что никаких гор.
– Никаких гор, – машинально повторил Святослав. – Интересно, интересно... Как, говорите, вас зовут?
– Константин, – с трудом выговорил своё имя человек. – Можно просто Костя, – добавил он с внезапной надеждой.
– Что ж, очень приятно, очень приятно, а я Слава. Слушайте, вы не хотите вместе со мной позавтракать?
И, не дав возможности новому знакомому опомниться, Святослав сгрёб его в охапку и потащил к своей машине".
Silk
Общительный
ЛИС
Общительный
Это что,его творение?
Silk
Общительный
Давно читаю ЮруЭто что,его творение?
Silk
Общительный
Это что,его творение?
Андрей Романович Матвеев / Проза.ру
proza.ru
ЛИС
Общительный
Да, нашел! Спасибо!
Не знаешь,нет ли у него аудиоформата?
Silk
Общительный
Надо спросить)
ЛИС
Общительный
Юрий_Лудик,он же Андрей Романович, возможно ли ознакомиться с Вашим творчеством в формате аудиокниги?
Юрий_Лудик
Общительный
Так кто бы бедного автора записал в формате аудиокниги?) Увы, нет меценатов!
ЛИС
Общительный
Вы наверное хотели сказать" бедного автора- лудомана"?
Очень жаль. Здорово пишешь!
Юрий_Лудик
Общительный
Tak, как говорят датчане. А что, Олег, ты воспринимаешь литературу лишь на слух?Вы наверное хотели сказать" бедного автора- лудомана"?
Очень жаль. Здорово пишешь!
ЛИС
Общительный
Нет,что ты.Это всего лишь обстоятельства. Последствия лудки. Постоянно в дороге.
Мне очень понравилось, напомнило "Игрока" Достоевского. Где можно еще почитать Вас? я имею в виду начало этой увлекательной истории?
Юрий_Лудик
Общительный
Юрий_Лудик
Общительный
Спасибо, конечно, но куда нам до Фёдора Михайловича!
Юрий_Лудик
Общительный
Свидетелей смерти Осипа Мандельштама не удавалось найти до конца 80-х гг. Как и о большинстве репрессированных, погибших в заключении, легенд о нём было множество, достоверных же сведений - почти никаких. Лишь в 1988 г. сосед Мандельштама по нарам в пересыльном лагере на Дальнем Востоке рассказал корреспонденту "Известий", что в лагере поэт заболел тифом, лежал весь день в бараке, почти ни с кем не разговаривал, только изредка записывал что-то карандашом на сложенном вчетверо грязном листе плотной бумаги. 27 декабря 1938 г. всех заключённых повели в баню. Там, среди таких же голых и измождённых людей, как он сам, Мандельштам глубоко вздохнул, положил руку на сердце и медленно опустился на пол.
- А что, - спросил у корреспондента рассказчик, - он действительно был большой поэт?
- Может быть, самый большой в нашем веке, - ответил корреспондент.
И множество читателей в России и вне её согласились бы с ним.
Холодок щекочет темя,
И нельзя признаться вдруг,-
И меня срезает время,
Как скосило твой каблук.
Жизнь себя перемогает,
Понемногу тает звук,
Всё чего-то не хватает,
Что-то вспомнить недосуг.
А ведь раньше лучше было,
И, пожалуй, не сравнишь,
Как ты прежде шелестила,
Кровь, как нынче шелестишь.
Видно, даром не проходит
Шевеленье этих губ,
И вершина колобродит,
Обречённая на сруб.
1922
- А что, - спросил у корреспондента рассказчик, - он действительно был большой поэт?
- Может быть, самый большой в нашем веке, - ответил корреспондент.
И множество читателей в России и вне её согласились бы с ним.
Холодок щекочет темя,
И нельзя признаться вдруг,-
И меня срезает время,
Как скосило твой каблук.
Жизнь себя перемогает,
Понемногу тает звук,
Всё чего-то не хватает,
Что-то вспомнить недосуг.
А ведь раньше лучше было,
И, пожалуй, не сравнишь,
Как ты прежде шелестила,
Кровь, как нынче шелестишь.
Видно, даром не проходит
Шевеленье этих губ,
И вершина колобродит,
Обречённая на сруб.
1922